Песня любви - Страница 52

—Теряетесь, капитан?

—Похоже. — Он слегка приподнялся, чтобы коснуться губами ее рта, потом улыбнулся, глядя на нее сверху вниз. — Родная моя, сейчас нет никакой нужды останавливаться, даже если бы я мог. Урон уже нанесен, а твои девичьи боли позади. — Он вновь вошел в нее, чтобы это подтвердить, и глаза ее засветились, поскольку это движение доставило лишь чувственное наслаждение. — Так ты все еще хочешь, чтобы я остановился?

Вопрос этот для тебя, мой рассудок.

—Нет.

—Благодарение Богу!

Не скрываемое им облегчение заставило ее улыбнуться. Последовавший затем поцелуй исторг у нее стон. Он сопровождался медленными движениями его бедер, ощущения неумолимо нарастали, увлекая ее ввысь и превосходя все, что она до этого чувствовала — вплоть до триумфального завершения, которое дало о себе знать легкими конвульсиями, ошеломив ее. Она вскрикнула, однако звук ушел из ее губ в его, и, достигнув своего завершения, он как бы одарил им ее.

Все еще ошеломленная, Джорджина с трудом могла поверить, что перечувствованное ею — правда, что такое вообще возможно ощутить. И она тесно прижалась к мужчине, который раскрыл ей, на что способно ее тело. Чувства признательности и нежности смешивались с чем-то еще, что заставляло ее желать благодарить его, осыпать поцелуями, говорить, как он восхитителен, толковать о своей эйфории. Естественно, ничего этого она не сделала. Она просто продолжала его обнимать, иногда лаская, потом поцеловала его в плечо, причем так мимолетно, так легко, что, наверняка, он и не заметил.

Однако он заметил. У Джеймса Мэлори, знатока женщин, пресытившегося аристократа, все чувства сейчас настолько обострились, что он ощущал любое, самое незаметное движение, сделанное девушкой, и был тронут знаком ее нежности сильнее, чем мог позволить себе признать. Ничего подобного ему не привелось испытывать, а это было дьявольски страшно.

22

— Теперь мне ясно, почему люди этим занимаются.

Джеймс облегченно вздохнул. Именно это и требовалось ему услышать — какую-нибудь пустяковую глупость, позволяющую расставить все по своим местам. Она была всего лишь девушкой, хотя и незаурядной. Однако не отличалась от любой другой, которую он вознамерился соблазнить. Когда исчезло ощущение вызова, ничего его не интересовало. Так почему бы не подняться с нее и не отослать в собственную постель? Да оттого, черт возьми, что он еще этого не хотел.

Он привстал на локтях, чтобы рассмотреть ее. Щеки ее все еще покрывал румянец, губы заметно вспухли. Пальцем он попытался легко провести по ним. А ее бархатисто-карие глаза излучали некую мягкость, доставлявшую ему по не совсем ясным причинам несомненное удовольствие. Конечно же, это был не тот ее взгляд, к которому он привык. Обычно ее глаза выражали нервозность, сокрушенность либо очевидное раздражение, что выглядело столь забавно при ее мальчишеском обличье... Ей-Богу, он и думать забыл об этом маскараде, о том, каковы его причины. Она все еще таила в себе загадку, вызывающую у него интерес, не так ли?

—Этим занимаются, говоришь? Да, Джордж?

То, что его бровь поползла в верх, лучше любых слов сказало, что ее слова удивили его. Ну и что? Да и некоторая манерность этой гримаски теперь уже не вызывала прежнего раздражения.

—Прозвучало не слишком романтично, да? — тихо поинтересовалась она, внезапно ощутив невероятную робость.

—И неожиданно из уст возлюбленной, однако я не упустил, что имелось в виду, милая моя. Ты получила удовольствие, да?

Она толком не могла выговорить ни слова, поэтому только кивнула, вслед за этим радостно затрепетав от улыбки, которой он ее наградил.

А ты, Джорджи? Ты тронулась умом, что спрашиваешь об этом его?

— Я имела в виду...

Захохотав, он запрокинул голову, перевернулся набок, потянув и ее за собой. Теперь она глядела на него сверху вниз, менее скованная в этой позиции, а затем он раздвинул ноги и она устроилась на открывшемся пространстве.

— Что мне делать с тобою, Джордж?

Он все еще смеялся, притиснув ее к себе. По сути, она была не против, что его что-то забавляло, хотя, как обычно, суть шутки была ей не ясна.

—Начать с того, что перестать именовать меня Джорджем.

Сказав, она тут же об этом пожалела. В надежде, что ее слова не наведут его мысли на тему ее мистификации, она вся затаилась. Но и он затих. На губах все еще блуждала улыбка, однако перемена в нем была буквально осязаема. Вновь перед ней предстал сардонический аристократ.

—Но как же, с вашего позволения, мне отныне именовать вас? Быть может, вашим истинным именем?

—Джорджина является моим настоящим именем.

—Еще раз попытайся произнести, милочка, и теперь попробуй меня в этом убедить. — Ответа не последовало. На ее лице появилось выражение упрямства. — А, значит, мне придется вытягивать это из тебя, так, что ли? Принести орудия пыток — плети, дыбу, еще что-нибудь?

—Не смешно, — отрезала она.

—Если тебе не кажется смешным, то я мог бы найти это забавным... Не пытайся выскользнуть, любовь моя. Это не очень приятно, но я настроен сейчас услышать необходимые объяснения. Так отчего бы нам не начать с причины твоей мистификации?

Вздохнув, она опустила голову ему на грудь.

—Мне требовалось уехать из Англии.

—Ты попала в беду?

—Нет, просто ни дня больше не могла там оставаться.

—Почему же тогда ты не отбыла обычным путем, оплатив проезд.

— Потому что все суда, пересекающие Атлантический океан, принадлежали англичанам.

—Так, кое-что проясняется. Дай мне секунду, и я, кажется, соображу... Нет, еще раз, что-то не могу понять. Чем же, черт возьми, нехороши английские корабли?