Песня любви - Страница 37


К оглавлению

37

—С каких это пор ты на корабле принимаешь каждый день ванну, Хок?

—С тех пор, как я заполучил в помощницы эту милую девушку.

—Надо было бы мне сообразить, — засопел Конни. — Но вряд ли она тебя за это станет благодарить, когда пересчитает все мозоли у себя на руках.

—Не думаешь же ты, что я действительно заставлю таскать ее полные ведра? Не приведи Господь, она обрастет тогда мышцами, которые ей вовсе ни к чему. Нет, я уже устроил, как Генри продемонстрирует свою доброту и благородство.

—Генри? — усмехнулся Конни. — Доброту? — И добавил: — А ему-то ты не сказал об этом?

—Естественно, нет.

—И он ничего не спросил?

Джеймс хохотнул.

—Конни, старина, ты задаешь столько вопросов о любом моем шаге, забывая, что никто другой, кроме тебя, не осмеливается этого делать.

16

Руки у Джорджины немного дрожали, когда она ставила обратно на поднос тарелки и приводила в порядок стол капитана, но вовсе не оттого, что ей пришлось выполнять тяжелую работу. Нет, единственное, что ей довелось сделать — это перетащить ведра от двери к ванне; благодарить за это она должна была одного шумного француза, который очень расстроился, когда она пролила воду на палубу. Звали его Генри, и он не пожелал слушать ее возражений, а приказал двум членам команды, возрастом ненамного превышавшим тот, в котором, как считалось, пребывал Джорджи, отнесли ведра вместо нее. Конечно, пареньки были не в пример крупнее нее и гораздо сильнее, и протестовала она из-за того, что считала это своей работой, а также ожидая, что они станут ворчать, будучи вынуждены выполнять ее обязанности.

Но те не возражали, и Генри закрыл тему, раздраженно заявив, что ей следует чуток подрасти, прежде чем претендовать на мужскую работу. Она была готова воспринять это как оскорбление, однако по размышлении решила попридержать язык. В конце концов, этот человек помогал ей, даже если и имел свою точку зрения.

Ей все равно приходилось кое-что подтаскивать, поскольку ее помощники оставляли свою ношу по ту сторону двери, отказываясь переступать порог капитанской каюты. За это она их не винила. Она бы тоже не появлялась в его владениях, если бы не была вынуждена это делать. Но дрожание рук было вызвано не необходимостью перетаскивать тяжести. Нет, дрожали они от того, что за ширмой возле своей ванны Джеймс Мэлори снимал с себя одежду, и одна мысль об этом заставляла ее нервничать больше, чем все, что случилось в течение этого дня.

К счастью, ей не надо было постоянно находиться в каюте. Она должна отнести посуду на камбуз, потом еще забрать свой гамак из матросского кубрика на полубаке. Но пока что она была тут. И еще не успела уйти, когда услышала всплеск воды.

Она попыталась отогнать видение, но перед ее мысленным взором оставалась картина: крупное тело в клубах пара погружается в горячую воду, сквозь пар виднеется густая копна золотистых волос. Влага на его массивной груди отражает свет фонаря, висящего под ним. Он откидывается назад и на миг закрывает глаза, пока его тело опускается в размягчающий жар... и тут воображение завершало свой полет. Джорджина просто не могла себе представить этого человека расслабившимся.

Глаза ее расширились от ужаса, когда она сообразила, чем занята голова. Она что, рассудка лишилась? Нет, причиной тому были переживания и перипетии абсолютно ужасного дня, а ведь он еще не кончился. В сердцах она швырнула на поднос последнюю тарелку и, схватив его, двинулась к двери. Она еще не успела дойти до нее, когда раздался низкий голос капитана:

— Мне нужен мой халат, Джорджи.

Его халат? Куда же она его положила? Ах да, она повесила его в шкаф — одежда из тонкого шелка изумрудного цвета, наверное, едва закрывающая ему колени. Конечно, тепла от нее никакого. Когда она увидела это одеяние, то даже задалась вопросом, зачем оно вообще нужно. Однако не найдя в капитанском гардеробе ни одной ночной рубашки, решила, что он, должно быть, спит в этом.

Поставив поднос на стол и быстро достав халат из шкафа, почти что бегом бросилась к ширме и кинула его через нее. Не успела вернуться к столу, как до нее донеслось:

—Подойти-ка сюда, парень.

Нет, только не это. Нет, нет и нет. Она не желала лицезреть его расслабившимся. Она не желала видеть блестящую от влаги кожу, которую только что умозрительно представила.

—Мне надо принести мой гамак, сэр.

—Это может подождать.

—Но мне не хотелось бы вас беспокоить.

—Ты не будешь беспокоить.

—Но...

—Иди сюда, Джорджи. — В его голосе она уловила раздражение. — Это займет лишь минуту.

Она с надеждой посмотрела на дверь, ее единственное спасение. Один лишь стук в дверь избавил бы ее от необходимости идти за эту ширму. Но стука не последовало, спасения не было. А ведь ей поступило приказание.

Мысленно встряхнув себя, она резко выпрямилась. Чего она в конце концов боялась? Видела она своих братьев во время купания в ванне, причем в разном возрасте. Приносила им полотенца, голову им мыла, даже купала Бойда, когда тот обе руки обварил. Конечно, ему тогда было десять, а ей шесть, однако не станет же она утверждать, что не видела мужчину без одежды. Когда под одной крышей с тобой пятеро братьев, могло лишь удивление вызывать, что за все годы она всего раз-другой оказывалась в неловкой для себя ситуации.

—Джорджи...

—Иду, о, Господи... я имею в виду... — Она зашла за ширму. — Что я могу... сделать... для вас?

О, Боже, это совсем не то же самое. Он не был ей братом. Он был крупным красивым мужчиной, вовсе не являвшимся ей родственником. Влажная кожа отливала бронзой, плотно обтягивая мощные мышцы этой кирпичной стены. Волосы у него не закурчавились от влаги, слишком они были густые. Лишь пару прядей свесилось на лоб. Она могла считать его волом, но только из-за того, что он был крупный и широкий в плечах. Он действительно был очень широк и словно отлит из одного прочного куска. Она усомнилась, есть ли у него на теле хоть единое мягкое место. Может быть, только одно... От этой мысли она вспыхнула и мысленно взмолилась, чтобы он этого не заметил.

37