Но посетитель был ей известен. Голос с шотландским акцентом, доносившийся из-за двери, совершенно очевидно принадлежал Айану Макдонеллу. Открыв дверь, она отодвинулась, чтобы пропустить его, и своей высокой фигурой он как бы заполнил всю комнатушку.
—Ну что, удачно?
Он с шумом втянул воздух, усаживаясь в кресло, с которого она только что поднялась.
—Зависит от того, крошка, как на это дело посмотреть.
—Что, опять не туда заехали?
—В общем, да, но это ведь лучше, чем в тупике застрять.
—Наверное, — ответила она без особого энтузиазма.
Ей, в сущности, не следовало ожидать многого, особенно теперь, когда средства на исходе. Вся информация, которой она располагала, — сообщение мистера Кимболла, матроса с корабля ее брата Томаса «Портунус»: он «весьма уверен», что видел ее давно пропавшего жениха Малколма Кэмерона на снастях британского торгового судна «Погром», когда оно пересекало траверз «Портунуса», возвращавшегося в Коннектикут. Томас даже не мог подтвердить его слова, поскольку мистер Кимболл не сподобился уведомить об этом ее брата, пока «Погром» совсем не скрылся из виду. Однако было ясно, что «Погром» держал курс на Европу, по всей видимости, на свой родной порт, даже если и собирался зайти куда-то по пути.
В любом случае, впервые за шесть лет ей что-то стало известно о Малколме — с того момента, когда за месяц до объявления войны в июне 1812 года вместе с двумя другими матросами он всевозможными посулами и даже силой был завербован прямо на борту корабля «Нереус», принадлежащего ее брату Уоррену.
Такого рода вербовка американских моряков английским флотом стала одной из причин войны. По ужасному стечению обстоятельств произошло это во время первого же плавания Малколма и просто из-за того, что у него еще сохранился корнуэльский выговор, поскольку первую часть своей жизни он провел в Англии на полуострове Корнуолл. Но теперь-то он стал американцем: осевшие в Бриджпорте в 1806 году его родители уже отошли в мир иной, и у него не было никаких намерений возвращаться в Англию. Но офицер с британского военного судна «Дивастэйшн» не желал ничему этому верить, и у Уоррена появился на щеке небольшой шрам — как свидетельство той решимости, с которой они стремились завербовать любого приглянувшегося им матроса.
А затем до Джорджины дошли вести, что в разгар войны «Дивастэйшн» вывели из состава военно-морских сил, а его экипаж распределили между полудюжиной других военных кораблей. И с тех пор до этого момента новостей не было. Не имело значения, что Малколм делал на борту британского торгового судна теперь, когда война завершилась. По крайней мере, у Джорджины наконец появилась возможность его найти, и она ни за что не уедет из Англии, пока не осуществит своего намерения.
—Так к кому тебя адресовали на этот раз? — со вздохом спросила Джорджина. — Опять к кому-то, кто кого-то знает, кто знает того, кто, возможно, знает, где он находится?
Мак усмехнулся.
—У тебя, дорогуша, так получается, что мы только и будем делать, что бесконечно кругами ходить. Мы ведь всего-то четыре дня как за поиски взялись. Тебе бы немножко терпения, как у Томаса.
—Не говори мне о Томасе, Мак. Я так на него до сих пор зла, что он сам ради меня не отправился искать Малколма.
—Он бы, может...
—Через шесть месяцев! Он хотел, чтобы я еще шесть месяцев ждала, пока он не возвратится из плавания в Вест-Индию, и сколько еще бы у него заняло времени, чтобы добраться сюда, найти Малколма и вернуться с ним. Нет, это было бы чересчур, когда я и так уже прождала шесть лет.
—Четыре года, — уточнил он. — Пока восемнадцать не стукнуло, тебе бы ни за что не разрешили выйти за паренька, хотя он и посватался за два года до того.
—Это к делу не относится. Ты ведь знаешь, будь дома кто-то из остальных братьев, наверняка тут же примчался бы сюда. Так нет ведь, оказался Томас с его оптимизмом, единственный из всех них обладающий терпением святого, а его «Портунус» — единственное судно из принадлежащих «Скайларк». Такое мое везение. Знаешь, как он смеялся, когда я ему сказала, что, если мне еще годков набежит, Малколм, скорее всего, от меня откажется?
Мак сделал огромное усилие, чтобы не рассмеяться в ответ на эту откровенность. И неудивительно, что брат расхохотался, если она и ему такое сказала. Ведь малышка никогда особо не верила в свою красоту, лишь почти в девятнадцать превратившись в ту красавицу, которой стала теперь. К тому же обзавестись мужем ей должен помочь корабль, который стал ее собственностью, когда ей исполнилось восемнадцать, а также соответствующая доля в компании «Скайларк лайн», и Маку сдавалось, что это и двигало молодым Кэмероном, когда тот попросил ее руки в канун отплытия с Уорреном в дальневосточное путешествие, которое, как ожидалось, продлится немало.
Что ж, из-за наглого поведения британцев в открытом море разлука затянулась и того больше, чем ожидалось. Но малышка не стала прислушиваться к совету братьев — забыть Малколма Кэмерона. Даже когда война закончилась и были все основания полагать, что парень найдет дорогу домой, чего он не сделал, она все еще сохраняла решимость дождаться его. Одно это должно было насторожить Томаса, заставить его предположить, что она не захочет томиться в Коннектикуте, когда он возвратится из плавания в Вест-Индию, развезя грузы в полудюжину портов. Разве она лишена авантюристичности, столь свойственной всем членам ее семьи? И разве не отсутствовала у нее терпеливость Томаса?
Разумеется, можно простить Томасу то, что он считал, что это не его проблема, потому что корабль их брата Дрю должен был прибыть в конце лета и Дрю всегда между плаваниями несколько месяцев находился дома. И этот повеса ни в чем не мог отказать единственной сестре. Но и брата Дрю крошка не пожелала дожидаться. Она заказала билеты на судно, отправлявшееся спустя три дня после отъезда Томаса, и каким-то образом уломала Мака сопровождать ее, хотя и теперь он не слишком понимал, как Джорджине удалось представить эту идею как его собственную и вовсе не принадлежащую ей.