—Однако если он решит, что мы намереваемся... — Дрю почувствовал, что нет необходимости продолжать.
Джорджина вздохнула.
—Вы не знаете моего мужа. Все это сведется к тому, что он окончательно рассвирепеет.
—Возможно. Но гарантирую: это сработает.
Она сомневалась, однако спорить не собиралась.
—Так почему бы Уоррену вчера вечером обо всем этом не сказать?
Дрю запыхтел, прежде чем ответить.
—Потому что наш дражайший Уоррен так и не согласился с нашим планом. Он горит желанием увезти тебя к нам домой.
—Что такое?!
—Не стоит так волноваться из-за Уоррена, дорогая, — сказал ей Томас. — Мы снимемся с якоря не раньше чем через неделю, и твой муж, скорее всего, появится здесь гораздо раньше, чтобы все утрясти.
—Через неделю? Вы проделали такой путь и не останетесь дольше?
—Мы будем здесь появляться, — усмехнулся Томас. — И похоже, весьма регулярно, потому как Клинтон решил: уж раз все равно мы здесь, то можно постараться извлечь прибыль из нашей спасательной операции. Сейчас он как раз и уехал куда-то договариваться о фрахте.
Услышав все это, Джорджина бы и посмеялась, не будь она так подавлена.
—Счастлива это слышать, но спасать меня нужды нет.
—Этого, дорогая, мы не знали. Мы едва с ума не посходили, так за тебя волновались, особенно после того, как от Бойда и Дрю узнали, что с Мэлори ты отправилась отнюдь не добровольно.
—Но теперь-то вам известно как все было, так отчего бы Уоррену не бросить свои затеи?
—Уоррена и в других-то случаях не разберешь, а теперь и говорить нечего... Разве тебе не известно, что ты, Джорджи, единственная женщина, к которой он вообще испытывает хоть какие-то чувства?
—Ты хочешь меня убедить, что он напрочь отказался от женщин? — фыркнула она.
—Я не имел в виду чувства такого сорта, я говорил о нежных чувствах. Мне кажется, он вовсе не рад, что сохранил способность чувствовать. Ему хотелось бы сделаться совершенно жестосердным, но вот существуешь ты и — будишь у него какие-то чувства.
—Он прав, Джорджи, — добавил Дрю. — Бойд рассказывал, что в жизни никогда не видел Уоррена в таком отчаянии, в какое он впал, когда, придя домой, обнаружил, что ты отправилась в Англию.
—А затем появился Мэлори, и он это расценил как собственную неспособность защитить тебя.
—Но это абсурд, — запротестовала она.
—По сути дела, нет. Обеспечение твоего благополучного существования — для Уоррена вопрос очень личный, возможно, более личный, чем для всех нас четверых, поскольку ты единственная женщина, которая его волнует. Если ты будешь из этого исходить, то не такой уж удивительной станет выглядеть враждебность, которую он испытывает к твоему мужу, в особенности в свете того, что этот человек наговорил и сделал, когда появился в Бриджпорте.
—Но зачем он так старался испортить тебе репутацию в тот вечер, Джорджи? — с любопытством спросил Дрю.
На лице ее отразилось отвращение.
—Ему показалось, что им пренебрегли — после того, как я уплыла с тобой на судне, не попрощавшись с ним.
—Ты шутишь, должно быть, — сказал Томас. — Он не показался мне человеком, готовым в такой степени мстить по мелочам.
—Я просто повторяю тебе, что мне он говорил.
—Так отчего бы тебе вновь не спросить его об этом. Возможно, ты услышишь совершенно иное объяснение.
—Не хотелось бы. Ты не представляешь, в какую ярость его приводит одно упоминание о той ночи. В конце концов, вы же придушили его, затем женили, конфисковали его судно и заперли в погребе, чтобы он ожидал, когда его поведут вешать. У меня смелости не хватает произносить вслух ваши имена при нем. — Говоря это, она все больше убеждалась, сколь, в сущности, безнадежен их план. — Черт меня возьми, если он переменит свое отношение. Что он скорее всего сделает, так это приведет сюда всю свою семью, чтобы разнести в щепы этот корабль.
—Ну, будем надеяться, что до этого не дойдет. В конце концов, мы же здравомыслящие люди.
—Уоррен — нет, — усмехнулся Дрю.
— Да и Джеймс — нет, — нахмурилась Джорджина.
—Но мне хотелось бы надеяться, что все остальные из нас принадлежат к их числу, — сказал Томас. — Мы непременно все это уладим, Джорджи, обещаю тебе — даже если придется твоему Джеймсу напомнить, что военные действия начаты им.
—Ну, это верный способ пробудить в нем дружелюбие.
—Это что, у нее сарказм такой? — спросил Томаса Дрю.
—Характер у нее такой, трудный, — ответил Томас.
—У меня имеются основания, — огрызнулась Джорджина, мрачно глядя на них. — Не каждый день меня похищают мои же собственные братья.
Томасу и Дрю кое-как удалось уговорить Джорджину побыть в каюте, чтобы им не пришлось вновь ее там запирать. Однако с момента их ухода прошел час, и она все чаще задавалась вопросом, зачем она согласилась участвовать в их сумасбродной затее, если ей прекрасно известно, что ничего не выгорит, когда дело касается человека с таким непредсказуемым нравом, как у Джеймса. Вам ни за что не заставить его делать что-то вопреки его воле и еще ожидать, что он с радостью воспримет такую перспективу. Скорее всего, упрется и никогда не изменит своей точки зрения относительно того, видеться или не видеться ей со своими братьями... Это при том условии, что он вернет ее себе, что пока никто гарантировать не мог. Ведь у ее братьев упрямства тоже хватало.
Зачем же ей тут рассиживаться в ожидании решения собственной судьбы, когда она могла запросто улизнуть с «Нереуса» и самостоятельно добраться до дома Джеймса? В конце концов, ей будет несложно найти кэб на причале, поскольку на ней было то же платье, в котором она вчера выбежала из дома, и в карманах имелось достаточно денег, которые ей буквально насильно насовали Реджина с Розлинн, узнав, что Джеймс намеренно держит ее без средств. Как она понимала, Джеймс вполне мог по-другому взглянуть на всю ситуацию, после того как она ему вчера доказала, сколь серьезно для нее общение с собственной семьей. У нее так и не было случая обсудить с ним вчера эту тему. Своенравный шаг Уоррена, похитившего ее, вполне возможно, разрушил все то, чего она добилась, предприняв до этого свою рискованную вылазку.